Судьбы людские. Любимый Иркутск. Книга 1 - Сергей Ленин

А за киоском «Союзпечати» прячутся наши дворовые пацаны. Их ряды пополняются, уже подтянулись Володя Михин, Саша Григоров, Олег и Вася Кульковы, Саша Грабилин. Другие пацаны играли в футбол на дворовой спортплощадке. Шурик Павловский комментировал матч, пародируя известного комментатора Николая Озерова. Его, Шурика, называли «Метла» за умение находчиво и быстро говорить: «С мячом Толик Яворский, он делает передачу Валере Саранцеву, мяч подхватывает Женя Остробредов, удар… Вратарь Сергей Макеев отбивает, и Анатолий Шкилевич проводит контратаку. Мяч подхватывают братья Пушкины (прим. – Виктор, Володя, Коля и Сергей Васильевы их называли „Пушкины“ за кудри), им пытается противостоять Сергей Серазитдинов. Женя Метёлкин получает мяч, делает пас. И Юрий Павловский пробивает по воротам гостей… Вратарь Борис Власов прыгает… ГОООООЛ, ГО-О-О-ОЛ». Гена Тюхменёв и Саша Духов по соседству режутся в настольный теннис. Гена в будущем – боксёр-тяжеловес, а Саша – великолепный теннисист. Прозвучал клич: «Наших бьют». Это заранее позаботились дворовые гонцы, все ребята побежали к нам на помощь. И вот уже они затаились и ждали развёртывания событий.

Я лихо сплюнул через губу и произнёс какое-то грязное ругательство в адрес этих парней. Мои процессуальные противники были ошарашены. От такой неслыханной наглости их покорёжило. Как так, они спокойно прогуливаются, никого не трогают, а тут какой-то шпанец, метр с кепкой ростом, начинает качать права. Они вполне заслуженно сильно обиделись. «Надо проучить этого малолетнего выскочку», – наверное, подумали ребята. «Сейчас будут бить», – подумал я. Стало страшновато от такой мысли. Их намерения читались по их возмущённым лицам. От нахлынувшего негодования у старшего из парней задрожали губы. Двое, которые покрепче, стали демонстративно разминать свои кулаки. Другие издевательски улыбались, предчувствуя трёпку малолетнего хулигана. Действительно, парни приготовились накостылять мне, видимо в целях привития уважения к старшим. Кто-то из них выругался матом. Типа «фильтруй базар, молокосос» – это в литературном переводе. И все они пошли на меня буром. Было страшно, но я не сдвинулся с места. Хоть противостоять у меня не было сил и возможностей, но держать марку задиры я был обязан. Я не видел нашей засады, но был уверен, что Мамон и Горох меня не оставят наедине с этими озверевшими парнями. Дальше все происходило как в цирке.

Из-за киоска выходит Витя Горохов – высокий и коренастый боксёр, которого шпана хорошо знала в Иркутске. Он делает предьяву тем пацанам. Типа «зачем обижаете хорошего мальчика Сережу» – и начинает драку. И тут вываливается уже вся наша команда. Я увидел неподдельный ужас в глазах соперников. Они потеряли дар речи. Страх захватил всё их сознание. От одного вида дружной команды соперников они были деморализованы. В результате инстинкт самосохранения взял вверх. «Обидчики» хорошего мальчика Сережи бросились в бегство. Наши свистят и улюлюкают убегающим вослед. Мы победили. Но эти оценки я делал позже на основе своих детских впечатлений. А тогда я всей опасности не осознавал.

Серёга Мамонов многозначительно, подводя итог состязанию, произнёс:

– Мерседес бенц, алимундро чичико. Мамацы клёцки. Буэнос-Айрес бесамомуча.

Что это значило, мы не понимали. Но всем было весело. Мне дали курнуть папиросу «Север».

– Фу, какая гадость, – сказал я.

Пацаны смеялись и хвалили меня. Типа боец, здорово залупался, молодец. А я гордился, что уже стал «большим» и уважаемым среди старших пацанов. Большинство наших старших парней прошли школу «отсидки» и продолжали культивировать не очень дружелюбное отношение к закону. Была такая как бы тюремная, уголовная романтика. А уже подрастало целое поколение: Серёжа Павловский, Витя Пылаев, Володя Брянцев, Валя Жаббаров, Витя Пичуев, Вася Чепцов, Серёжа Косяков, Саша Руденко, Саша Уланов, Саша Трапезников, Толик Привалов, Толик и Саша Серебренниковы, Олег Серазитдинов и другие.

Но не только мальчишки были в нашем окружении. Девчонки железнодорожного двора были просто красавицами, от старших до младших: Наташа Хвойко, Галя Макеева, Наташа Пылаева, Ира Смолькова, Галя Хитрова, Света Хохлова, Таня Липова и другие. Они хоть и не ввязывались в наши пацанские дела, но были настоящим украшением компании. Однако воспоминания того периода больше связаны с хулиганистыми мальчишками нашего послевоенного поколения. Пацаны, которые были поменьше, подражая старшим, пытались вести себя вызывающе в школе, на улице. Вспоминается случай.

Как-то ко мне подбежал в школе мой одноклассник и сосед по дому Павловский Серёжа. Он шёпотом, таинственно произнёс: «А я знаю самое матерное слово в мире!»

– Ой, как интересно, Серёга, расскажи, – попросил я.

Мы отошли в укромное местечко, и он на ухо мне прошептал заговорщицким тоном: «Мандовошка!»

– А что это такое? – поинтересовался я.

– Точно не знаю, – честно сказал Сергей, – но за то, что Серёга Мамонов (наш старший друг) так назвал завучиху, его вызывают на педсовет нашей пятнадцатой школы!

Для нас, тогда второклашек, не было ничего страшнее педсовета

«Да, видимо, очень страшное ругательство», – подумал и я.

А сейчас набрал это слово на компьютере в Яндексе, и ответ выскочил мгновенно: лобковая вошь или площица (лат. Pthirus или Phthirus pubis) – эктопаразитическое насекомое из подотряда вшей (лат. Anoplura), живущее на теле человека, преимущественно в лобковой зоне.

Интересно, на каком языке, на латыни или нет, обсуждали «новое звание» завуча, данное ей долговязым подростком с улицы 5-й Армии, по сути оскорбившим учителя?

Деньжищ море, куда бы потратить

Написал эти строки, и «машина времени» моей памяти понесла меня назад, в годы моего детства, когда я немного повзрослел. Вспомнились эпизоды моей жизни, добрые взаимоотношения мамы и сына, которые потом переросли в добрые отношения отца и моей дочери… Одевались мы, надо сказать, не очень изысканно, жили как все: серенько и буднично. И вдруг – мне привалило счастье! Бабушка Вера Решетникова сшила шаровары. Такие красивые, чёрные, с резиночками, из сатиновой ткани, верх был атласный и весь играл на солнце. Я, как павлин, вышел на улицу, любуясь собой и светясь от гордости. Но недолго длилась моя радость. После первого же прыжка с крыши сарая я зацепился за гвоздь штаниной, она гордо, но предательски развевалась в полёте. Моему счастью и моим шароварам пришёл конец. Я до вечера прятался во дворе, чтоб по-светлому не идти домой, боялся огорчить маму. Она ночами делала сметы, принося работу домой, чтобы прокормить семью. А я за один раз так бездарно и глупо расправился со своей обновкой. Но мама мне ничего не сказала, она даже не ругала меня…

А вот уже я становлюсь старше. И уже я играю с большими пацанами в «чику». Это когда монетки – ставки игроков – располагают одну на другую, решками вверх, на так называемый кон. Подальше от кона рисуется черта – «тама». Если ты забросил шайбу за эту черту, она оказалась «тама», то пропускаешь ход. От кона отступают метров на восемь-десять. Это исходная позиция. Отсюда бросают плоскую металлическую шайбу с таким расчётом, чтобы она подлетела ближе к кону. Кто ближе, тот и делает первый ход, разбивает кон. Это значит, он ударяет шайбой по монеткам так, чтобы те перевернулись на «орла». Перевёрнутую от удара монетку счастливчик забирает себе. Если монетка не перевернулась, ход переходит к другому игроку, нетерпеливо томящемуся в ожидании. А если от твоего броска шайба сразу угодила в кон и монетки разлетелись, нужно внимательно смотреть. Хоть одна «на орле» – забирай весь кон, ты выиграл. Игра азартная, затягивающая. Мы бились, спорили, кто-то пытался мухлевать, специально затаптывал перевернувшуюся монетку. Его уличали, ставили щелбаны – давали щелчки по лбу. Наша стайка галдела, как птенчики-галчата, потерявшие маму или увидевшие опасность. А опасность действительно была для меня. Я был самым маленьким из ребят, но так точно бросал шайбу, что почти всегда с первого раза разбивал кон, если мой бросок был первым. Обязательно хотя бы одна монетка переворачивалась «на орла». Я забирал весь кон. Пацаны стали роптать. Кто-то принёс шайбу побольше и потяжелее, но я быстро приноровился и к ней. Папа раньше давал мне в школу каждый день по двадцать копеек, это по тем временам были серьёзные деньги. Всем другим ребятам давали по десять копеек. На эти деньги можно было покушать в школьном буфете или, перебежав дорогу напротив 15-й школы, в магазине, налюбовавшись, как автомат сам выпекает аппетитные пышки, позволить себе отведать это лакомство. Выходя из магазина, надо было обязательно выкрикнуть: «Сорок один, ем один!» Если не успел и кто-то другой из пацанов быстрее крикнул: «Сорок восемь, половинку просим», надо было делиться. Фруктовое мороженое тогда стоило семь копеек, газированная вода с сиропом – три копейки, без сиропа – одну копейку, молочный коктейль с мороженым – десять копеек.